Так... это, понимаете, рискованно, друзья. Не знаю, на сколько меня хватит, и не будет ли то начинание за здравие закончено за упокой... У меня нет точного выверенного плана, буду писать, пока в кайф, свой роман. Писать прямо здесь, и вы сможете наблюдать за развитием сюжета и даже изменять его.
Может быть, мы создадим что-то, надергав с миру по нитке, а возможно - эту затею ждет заслуженный провал, но попробовать стоит. *А иначе зачем на земле этой вечной живем...* :о) Пробовать стоит. Для комментариев и обсуждения, если таковое кому-то понадобится, можно открыть отдельную тему, чтобы не
рвать ткань повествования. Я не знаю, о чем и как буду писать, редактировать, удалять, слушать порицания и переписывать, но мне хочется, итак...
-А вы его видели?
-Его никто не видел, и тебе это известно из исходника. Зачем такое спрашивать?
Ангел был невозмутим, тонкими прозрачными пальцами меланхолично покручивая легкие перья своих снежных крыл. Вопросами на вопросы он отвечал скорее из
озорства, потому что все ответы ему были заранее известны, равно как и всё, что могло быть спрошено. Улыбаясь только кончиками губ, он смотрел на Кирилла внимательно.
-Исходники-исходники... Не читал я их!
-Не совсем верно. Почитывал.
Человек криво усмехнулся. Эти
ангелы, как ни верти – точно выбирают выражения, именно что – почитывал. Брал в руки, листал, даже носил с собою. Но такое чтиво не из легких. Ему советовали середину, ведь в ней концы с концами всегда сходятся, но он был убежден, что книгу читают с начала, а в начале была такая чехарда, в которую
совсем не верилось. Это походило на долгое изматывающее сражение. Он с трудом переворачивал еле дочитанные до конца листы, кажется даже обжигающие пальцы. Исходник упрямился, не сдавая своих позиций, то есть – не открывая сокровенный смысл ни одного вписанного в себя слова. Смысл, конечно, был
понятен, и даже слишком очевиден, но ничего сокровенного в нем не было. Такая беда. Кирилла это расстраивало и злило, ведь со своей острой жаждой веры, он обращался к её источнику, но, по какому-то насмешливому недоразумению, получал лишь безверие. Может быть, ему нужно было хоть одно
доказательство, пусть совсем маленькое, и все равно его бы хватило. Но закавыка в том, что вера доказательств не требует. Он совсем запутался и отходил с поля боя, будто невзначай забывая книгу в разных, впрочем – очень приличных местах, достойных того, чтобы в них могла быть забыта такая вещь.
-Вы плохо переводите на человеческий, потому и...
-...маемся.
Ангел кивнул и продолжил:
-Мы диктовали, а вы записывали, сами и виноваты, что не понимаете...
-... ни черта, - Кирилл тихо рассмеялся в ладонь, он знал, что созданиям света чертыханья
слушать противно.
Ангел и вправду слегка поёжился, но у него была, что называется – уравновешенная психика. Опустив синие очи в пол, он чуть помолчал, вспоминая, что раздражение проходит, если представить себя океаном спокойствия, который настолько огромен, что бросай в него комьями
грязь, а он все рано тих и чист. Мысленно растворив и уничтожив в своем океане неприятное слово, сказанное человеком, он заговорил снова:
-Чтобы тьма не заволокла тебе глаза, перед чтением исходника нужно молиться, и тогда истина станет ближе. Наоборот... Ты сам станешь ближе к истине.
Ей-то ведь разницы нет.
-Я не умею молиться.
-Все умеют.
-Я могу только повторять слова чужих молитв.
-Это ему все равно.
Кирилл не обладал, что называется уравновешенной психикой, и часто злился, вот, как теперь:
-А ты-то откуда знаешь, что ему
все равно? Он тебе сам сказал что ли?
-Не говорил.
Ангел улыбнулся снова. Люди – все дети, ибо не ведают, что творят, и вообще мало чего ведают.
-Не говорил, но я знаю.
-Можно полюбопытствовать, откуда, - человек раздражался всё больше, и даже вены на его
высоком лбу припухли и начали пульсировать, но ангелу такое зрелище было не внове.
-Можно, - покладисто разрешил крылатый собеседник. - У тебя голова болит, хотя бы иногда?
-Болит, ну и...
-Правда, бывает, болит?
-Да, болит, говорю же!
-Болит, точно?
-Болит!
-А откуда ты знаешь, что она у тебя болит? Тебе об этом кто-то сказал?
-...
-То-то. Вот и я знаю, что ему - все равно, а что нет.
Человек пожал плечами. Любой краснобай умеет доказывать недоказуемое, а тем паче, если ему известны все вопросы и все ответы, только вот которые из них верные? Он сердился на себя за то, что вообще вел эти беседы, которые все как одна не имели дна, точно бочки данаид. Но ему было просто непоправимо
скучно, а разговаривать с ангелами все же веселее, чем сидеть вечность в протертом кресле и ни с кем не разговаривать. Вечность Кирилл представлял так: она была всё время. Постоянно. Никогда не начиналась, или, вернее – он не помнил, когда она началась, а это то же самое, что если бы она никогда не
начиналась, и так же никогда не заканчивалась, потому что конец вечности всё не наступал, а даже, если бы и наступил, то узнать об этом ни у кого бы не получилось, а это то же самое, что если бы конца и вовсе не было. Поэтому каждая жизнь, как бы она ни была длинна или коротка, конечно, являлась
вечностью. Размышляя подобным образом, Кирилл уверился, что смерти нет, и даже попросил верификации у ангелов, но те ответили, что есть.
А что им, ангелам... так же как и истине, им – разницы нет. Сказали, что есть, и живи как хочешь с этим знанием. Так ведь, точно, можно и умереть. Но Кирилл не обязан верить на слово, тем более что никаких доказательств не предлагалось, и причина тому была проста – доказательств не подобрать.
У него была добрая приятельница, которая вдруг заболела. Он мучился вместе с ней, выговаривая: *Опухоль мозга*. Слова были гадкие, но липли к памяти, как жевательная резинка к подошве неловкого ботинка. Осунувшись сразу, человек ходил по ее тесной комнате, стараясь не глядеть, как она тихонько
плачет, сжавшись в уголке дивана. Когда она была еще совсем здорова, то просила называть ее только Ириной и всегда обижалась, выпячивая губки и прищуривая глаза, когда кто-то окликал ее иначе. Нельзя утверждать, что человек испытывал к ней особенные чувства. Он, конечно, любил ее, но не больше, чем
смогли бы сорок тысяч братьев, впрочем, и не меньше. Он вообще уставал от людей и, хотя ощущая ласковое тепло в груди, когда она была рядом, стремился скорее сесть в свое старое кресло и угадывать направление собственных мыслей, почти и не тяготясь одиночеством. Девушка попросила:
-Не
оставляй меня. Если ты оставишь меня, то я напишу в предсмертной записке, что умерла от того, что сильно расстроилась.
Кирилл взял ее за подбородок, и очень строго, глядя в полные соленых слез глаза, сказал:
-Зря ты ее обманул, - создание света сомкнуло длинные белые ресницы, на самых концах которых навернулись большие прозрачные капли. Ему было грустно и досадно.
Это ведь не ангелы выдумали основные правила, но им известно, что нарушать их нельзя, как нельзя выдергивать нить из вязания, если
только не хочешь распустить ткань. Всё так, как и должно быть, как положено единожды и непреложно, на этом вот и держится мироздание, которое его собратья так истово берегут.
-Я не обманывал ее!
Человек казался слишком решительным и упрямым, и это насторожило ангела,
который уже давно беспокойно предчувствовал опасность и даже катастрофу, могущую вдруг случиться по воле его подопечного.
-Ты сказал то, что не соответствует истине, а это то же, что сказать неправду, - стараясь затаить смутную тревогу, мягко возразил ангел, уводя беседу в иную
ипостась.
-Правда у каждого своя.
-Нет, у каждого свое представление о правде. Вы люди просто хотите быть обманутыми. Вспомни, как ты пообещал одной девушке горсть лунного грунта из тех двух ведер, которые будто бы сам и накопал, будучи в космической командировке. А она взяла, да и
поверила.
Щеки Кирилла при этом воспоминании порозовели, но он, стараясь казаться беспечным и ничуть не смущенным, с вызовом ответил:
-Не хотим мы быть обманутыми! Не надо тут корчить из себя высшую расу! Нам тоже нужна истина.
-Да-а?.., - ангел сделал
изумленное лицо. – А что вы станете с нею делать?
-Да ничего мы не будем с нею делать!
-А зачем тогда она вам, как ты позволил себе выразиться – нужна?
- Ну так что ты решил? - ухмыляясь, поинтересовался ангел после шестого часа общения.
- Смерть есть, - тупо произнёс Кирилл.
- Ещё? - не унимался ангел.
- Истина мне не нужна...
- Тааак. Хорошо. Дальше?
- Анализ исторического источника всегда следует начинаеть с
установления авторства и обстоятельств возникновения! - выпалил Кирилл и измождённый упал лицом на стол.
Когда он очнулся, слышно было, как ангел орудует на кухне.
- Слыш, а соль-то у тебя где? - донеслось оттуда.
- В третьем ящичке! - крикнул Кирилл
- А.... да.... вижу....
хорошо... - Ангел помолчал немного, но было понятно, что он сосредоточенно жуёт. - Слушай, парень, хватит заниматься ерундой. Ты бы лучше бы купил апельсинов да отнёс девушке в больницу!
Вот вопрос, достойный верного ответа, и попробуй, найди его в запальчивости. Да и нужна ли? Ищем? Или только перстом указываем: *Вот истина*. Где? Ясно, где – in vino, где угодно, везде, где нам угодно. А истина ли это на самом деле - людей интересует слабо, довольно того, что нам сиюминутно
желанно, чтобы вот это и было истиной. Пусть так, пусть истины только хочется, и нет в ней действительной нужды, и хочется даже не самой истины, а ее подобия, чего-то вместо истины... Так?
-Так? – повторил за Кириллом ангел, испытующе глядя на него.
Человек раздраженно
поморщился. Он всё ещё не мог привыкнуть, что его мысли слышны в точности так же, как если бы произносились громко вслух.
Так?.. И вера в Бога... Верующий не мучается вопросом - есть ли Бог. Ему достало одной веры, которую питает только желание того, чтобы Бог был, вне всякой
зависимости от его существования. Нашел ли ты Бога, пришел ли к нему, обрел ли?.. Правильная интерпретация: захотел ли ты Бога? М-может, ответить вот так: *С истиной мы будем жить*.
-Ответь, - флегматично разрешил ангел. – Только если вам нечего делать с истиной, то даже с
электрической лампочкой жить полезнее, она - светит, понимаешь?
Человек захохотал так внезапно и оглушающе, что его собеседник вздрогнул и на мгновение расширил глаза.
-Есть, - с трудом перебарывая смех, проговорил Кирилл. – Есть!
-Что есть? – быстро спросил ангел, но тут же замолчал, ведь он знал, какой будет ответ, и просто, почти бесшумно
прошептал его. – Я скажу тебе, зачем нам нужна истина...
Кирилл давно хотел СДЕЛАТЬ ЭТО. Он всегда подозревал какой-то подвох в сладкой вычурной картинке с нимбом на башке, какую-то неестественность... Хотя, конечно, ангелический образ, расположившийся в его гостиной под торшером, на вряд можно было бы назвать естественным положением вещей. Но
существовало еще что-то... Например, если заглянуть в синие очи ангела, то может случайно почудиться, что смотришь в две сквозные дырки, вокруг которых расположено бледное лицо, лишенное чересчур подвижной эмоциональности. В этих отверстиях находилось то, что обычно и находится в дырах, то есть –
ничего. Пустота. СДЕЛАТЬ ЭТО он хотел давно, но каждый раз его что-то останавливало... Очень часто знания люди боятся куда активнее неизвестности, и если бы не острая жажда, охота до этого самого знания, то, кто знает, может быть, и вправду уделом человечества был бы сад эдемский с одним яблоневым
пеньком посредине. В конце концов – одним деревом больше, одним меньше... Озеленению в целом это никак не грозит.
Теперь он таки решился. Какие еще большие неприятности потянет за собой это новое знание, Кирилл предсказывать отказался, поступив, впрочем, ничуть не более легкомысленно, чем все остальные люди, которым изучить природу атомного ядра и создать лишнюю парочку разновидностей оружия массового
уничтожения себя, собственно говоря, ничего не стоит. Ну, кроме жизни... Подойдя на достаточное расстояние, он хотел коснуться плоти ангела, но пальцы его не смогли ни во что упереться. Рука вошла в бестелесное чрево без всякого усилия, насквозь, не почувствовав ни холода, ни тепла, ни препятствия.
Кирилл вынул ладонь из ангельского живота и, брезгливо морщась, торопливо обтер ее, будто перепачканную, о брючину, хотя рука оставалась чистой, словно и не совершала никогда путешествий в чьи-то сомнительные внутренности. Пациент, не двинув ни единым членом, кажется, оставался спокоен, но пытливый
наблюдатель заметил бы легкое подергивание уголка левого почти прозрачного века. Вопреки ожидаемых заявлений протестов, возражений и требований сатисфакции, ангел молчал и просто пристально, даже изучающе, глядел в самые глаза человека, будто это он без всякого дозволения проник в нутро Кирилла, и
ждет, что же теперь из всего этого выйдет.
И он на самом деле сосредоточенно ждал незаданного еще вопроса.
-Что вы знаете о тьме?
-Ничего. Мы не знаем о тьме ничего, - ответил ангел, и, отведя свой сверлящий взор, тихо продолжил. - Мы создания света, и состоим только из света, и сами – только свет.
-Ну-ну, - ядовито перебил собеседника Кирилл. - Мы на девяносто процентов состоим из воды, и
сами почти – только вода, но я могу тебе кой-чего порассказать про пустыню Гоби.
Ангел нервически дернул крыльями, и легкая пара перьев сорвалась с своей основы и, чуть пританцовывая в воздухе, медленно упала на паркет, но, только приземлившись, исчезла сразу, будто растаяв, точно мартовские
снежные хлопья на мокром асфальте.
Кирилл с интересом, не скрывая презрения, проследил сей недолгий полет и, поморщившись, плюнул на пол. Однако микроскопическая мокрая лужица не подумала так же бесследно испариться, а нахально оставалась блестеть и вызывать брезгливость. Кирилл поморщился
еще раз. Ангел прикрыл тонкими белыми пальцами улыбку на бледных губах и, помолчав с каплю, заговорил снова:
-Свет, ничего не знает о тьме, потому что не может о ней ничего знать. Она перестает быть собой, когда появляемся мы. Света бывает меньше или больше, но тьмы уже нет. С одной стороны
наши Книги Знаний не полны, а с другой – мы всегда одерживаем победу, ведь у нас нет даже противника. Есть враг, но нет противника. И за это стоит платить пустыми страницами. Свет рассеивает тьму, но тьма никогда не рассеет света.
-Светлячки, - усмехнулся человек и вдруг, единым гигантским прыжком добравшись до собеседника, проорал ему в самое ухо. – Значит, вот этого, всего этого, значит, тебя нет на самом деле! – И начал остервенело, с противным пронзительным свистом резать воздух ребром ладони, будто желая разрубить
ангела на восемьдесят маленьких ангелочков, однако жертве то не принесло совсем никакого ущерба, словно зыбкой голографической картинке, повисшей между землей и небом. Вдоволь и впустую намахавшись руками, Кирилл, наконец, чуть успокоился и, почти задыхаясь, бесшумно пробормотал:
-Нет
на самом деле...
В его, казалось, ошпаренных мокрых висках гулко и громко стучало, перед глазами расплывались багровые темны пятна, заволакивающие собою предметы. Пошатнувшись, не зная правды не токмо в ногах, он провалился в своё истертое мягкое кресло и вцепился длинными ледяными
пальцами в полинявшие подлокотники, пытаясь удержаться и не выпасть на пол, поддавшись бешеному вальсу кружащейся перед ним комнаты.
Когда понимаешь, что мир не такой, каким тебе видится – можешь немного удивиться.
Ангел шумно замахал крыльями, от чего сотни пушистых белых перьев снегопадом посыпались вниз. Он оторвал ступни от тверди паркетной и вознесся в хляби небесные, а именно на шкаф, откуда заявить ноту протеста ему представилось наиболее безопасным. С удобствами разместившись и болтая ногами, обутыми в
сандалии, плетенные из легкой ткани облаков или чёр... простите... Бог знает, из какой ещё ткани, начал заявлять:
-Тебе не следует больше так делать, – категорически возразил он, сидя на верхотуре, причем его заднее место невесомо парило в какой-нибудь паре сантиметров над крышкой
шкафа, что свидетельствовало о крайней растерянности, в противном случае ангел позаботился бы о полноте иллюзии нормального сидения. – Ты, между нами, и без того не в себе. Любой психиатр тебе это подтвердит.
Внимание! сейчас Вы не авторизованы и не можете подавать сообщения как зарегистрированный пользователь.
Чтобы авторизоваться, нажмите на эту ссылку (после авторизации вы вернетесь на
эту же страницу)
